— Сталь горит ажно! Ну и сноровистые.

Если в такие минуты оказывался поблизости дед Кузя, он семенил к ребятам и говорил громко, но как бы между прочим:

— Бригадир, какую вчера норму дал?

Дед уже видел на доске, что его юнги выполнили норму на 187 процентов, но при чужом человеке ему хочется еще раз услышать эту цифру. И называет-то дед Кузя Джамиля бригадиром, а не юнгой, как обычно.

Бригадир знает слабость бывшего моряка, поэтому отвечает серьезно:

— Больше ста восьмидесяти, товарищ комендор!— И добавит:— Чтоб тебе не краснеть, стараемся, деда...

— Неужто?!—удивляется дед.— Это по-комсомольски! Надо начальству доложить.

Соколов и Шамилев и вправду работают легко и красиво.

Сегодня в механических мастерских день начался с подготовки места работы —- заготовки накладок. Так солидно называли здесь обычно поиск поломанных накладок. В груде металлолома (сюда были сгружены вагона три от

служивших костылей, стрелок, подкладок, противоугонов) ребята часами искали нужные части. Эту работу никто не любил — она была незаметна и никакие учетчики не брали ее во внимание. Нередко в бригаде из-за этого возникали ссоры. Один находил ушко накладки, а другой основание— вот тебе и конфликт.

Видя другой раз такие схватки на грудах металлолома, пассажиры проезжающих мимо поездов показывали в окна вагонов и хохотали, устраивали пари, кто же осилит. Едва ли они знали, что вот эти задиристые, как косачи весной, подростки из ржавых, обломков утиля мастерят части для железной дороги, что это благодаря их рукам поезда бесперебойно идут на запад и на восток...

За ночь снег стал синим. По глянцевым канавкам, проделанными полозьями саней, веселились ручейки. В оттаявшем навозе копошились воробьи. Их было мало — лютая зима изрядно поубавила их ряды. Солнце припекало хорошо. Некоторые ребята расстегнули телогрейки, работали без рукавиц. Железо было тоже теплым, не то что зимой.

Пятеро ребят с трудом тянули железные сани, нагруженные накладками. Узкие полозья глубоко врезались в порыхлевший снег, поэтому сани приходилось то и дело сгружать, потом снова нагружать.

— Колька-а! Колька-а!— бежал навстречу в одной рубашке Гога и, как рыба, давился воздухом.

— Коль, Коль!— испуганно смотрел на ребят Гога.

— Ну, что? Язык проглотил?

— Не-е... Приехал! Вернулся дядя Степан...

— Ты, ты, смотри! Не то я те в морду дам!—подступал к Гоге Соколов.

— Честно!.. Откатай меня на палках...

— Колька, беги! Я позже приду,— сказал Джамиль, подталкивая друга.

— Да иди же ты, чего стоишь, как истукан!—закричали на него ребята.

Колька вдруг зашмыгал носом и помчался к дому. За ним пустился Гога.

Разложив попарно накладки, распределив меж ребят работу, бригадир пошел к мастеру.

— Что случилось?— встретил Петр Петрович.

— Ничего. Я хочу на полчасика к Соколовым... Дядя Степан, говорят, вернулся...

— Степан? Вот молодец! Беги. Привет от меня. Мы зайдем после работы.

Во дворе Соколовых уже толпились соседи. По двору мельтешила счастливая; сияющая; сразу как-то помолодевшая Груня и всех приглашала в дом:

— Да заходите вы! Ну, что стоите? В тесноте, да не в обиде. -— И почти каждой рассказывала радостно: — Вижу сон. На белой тройке въехал во двор человек, знакомый вроде и в то же время нет. Проснулась и думаю: весть хорошая должна быть. Не проходит часа, как сам объявился, ненаглядный мой! Ну заходите, соседушки!

Джамиль протиснулся в сени, затем кое-как пробрался в дом. Дядя Степан, смущенный, сидел на кровати. Дети облепили его и тискали наперебой. На левой стороне груди висела медаль, на правой — пришиты две полоски, красная и желтая. Колька стоял рядом, счастливый. Он что-то сказал отцу. Степан посмотрел в сторону дверей.

— Э-э, кто пришел! Проходи, проходи, сосед. Вымахал-то как!

Степан прижал парнишку к себе. И тут только Джамиль заметил, что у самого сильного человека в Тайшете, Степана Соколова, нет обеих ног и он теперь ростом не выше своего пятилетнего сына Васятки, только раз в пять шире в плечах.

— А как же медведь?— прошептал Джамиль, но его никто не слышал.

ВЫСТРЕЛ НА ЗАРЕ

Первые две недели Степану Соколову не было отбоя от гостей: приходили знакомые и незнакомые. Здесь уже не впервые видят, как война калечит людей. Через Тайшет прошел уже не один десяток санитарных поездов на Восток, и тайшетцы видели всяких: и обожженных, и безруких, и ослепших, и безногих... Раненых было жалко, жалко по-людски. А вот к ранам Степана отношение было совсем иное. Видно, это оттого, что Соколова народ пом