"Беда"


Страница 196

— Ну, теперь сами разберетесь... И давайте скорее к выходу... Кажется, уже отправляемся. Рад был познакомиться, рабочий класс. Спасибо вам за дорогу! — похлопал каждого по плечу. Ребята выпрыгнули уже на ходу. Им показалось, что стало намного теплее. Алел снег под лучами солнца, на дальних сопках синими волнами лежала величественная тайга. Мимо ребят медленно прополз вагон, в котором ехали японские представители на переговоры в Москву. Двое в тамбуре оживленно разговаривали, показывая в сторону путейцев, устало стоявших у насыпи. На солнце поблескивали толстые стекла их очков и крупные белые зубы, от этого казалось, что японцы все время смеются.

Красавец-паровоз, быстро набрав скорость, втиснулся в расщелину тайги. За ним медленно оседал шлейф сизого дыма. Друзья зачарованно смотрели вслед необыкновенному поезду и только сейчас ощутили неимоверную усталость. Джамиль отдал по плитке шоколада Коле и Гоге, сказав:

— Я есть не буду... Отнесу матери...

— Я тоже,— рассматривая красивую обертку, отозвался Коля,— обрадуются мои...

— Я тоже понесу матери... А уж если бабушка узнает, обязательно отберет...— со вздохом положил шоколад в карман Гога,

Ребята уже ощущали вкус шоколада, тонкий аромат какао щекотал им ноздри. Все трое облизнулись и побежали к дрезине, возле которой толпились рабочие, возбужденно говоря о литерном поезде,

— Видно, мы и вправду победу куем,— гордо сказал Гога и похлопал друзей по плечу, как это недавно сделал генерал.

МЕЧТА СБЫЛАСЬ

Зима 1945 года для друзей Джамиля пронеслась быстро. Подростки работали по двенадцать часов в сутки почти без выходных.

Наступление наших войск дало второе дыхание истощенному тылу. Каждый трудился одержимо и был уверен, что именно он кует победу. Члены комсомольско-молодежной бригады знали, где ведутся наиболее жестокие бои, какие армии и под чьим командованием там сражаются, регулярно переставляли на почерневшей от пыли и копоти карте красные флажки. Если раньше это была неприятная обязанность и флажки ставили всегда чуть-чуть западнее занятых фашистами городов, надеясь, что так оно и есть, то теперь их передвигали под одобряющий гул и шутки товарищей.

- Ставь прямо на Берлин!

 
Страница 197

- Нельзя, Геббельс возмутится!

- И то верно! Он уж и так кричит, что бьем не по законам стратегии.

Желающих передвигать флажки стало особенно много, Когда наши войска перешли границу СССР. Некоторые, прослушав последние сообщения Информбюро, приходили пораньше на работу и на доске объявлений писали, сколько уничтожено живой силы и техники врага, сколько взято то в плен...

Неумолимо приближался крах гитлеровской Германии. В эти дни комсомольско-молодежная бригада брала

повышеные трудовые обязательства. Собрания, летучки проходили тут же, у рабочих мест.

Мастер Саморуков порою говорил отдельным рабочим, жалующимся на непомерно высокие нормы выработки, на нехватку материалов:

— Тяжело, слов нет. А ты посмотри на ребят...

— Чего смотреть? Невидаль! Где их сейчас нет?

— Есть чего смотреть, товарищи. Им бы еще в лапту играть, а они третий год в дыму и пыли не меньше взрослых тянут и не ноют. Слышал кто-нибудь жалобу хоть одного огольца? Молчите! То-то же!.. Они же на маленьких старичков похожи. У них только глаза дет

ские. А смеются они много? Больше половины нашей

продукции дают. А некоторые еще выкраивают время для учебы.

— Это дело ихнее,.,

—- Нет, дорогой, дело это наше — твое, мое, государственное!

Механические мастерские выпускали продукции уже в несколько раз больше, чем до войны; люди работали на пределе, а планы повышались из квартала в квартал. Глядя в воспаленные глаза подростков, Петр Петрович, покусывая сивый ус, хрипло говорил:

— Надо, ребята... Фронт требует. Вы же понимаете,— Потом уходил к себе и начинал названивать в плановый отдел, в партком, начальнику дистанции пути. И у всех спрашивал, о чем они думают, спуская такие планы. Или забыли, что у него одна детвора работает? Саморукову отвечали одно и то же:

— Знаем, Петр Петрович, понимаем твою заботу о ребятах; но фашист не хочет понять; фронт-то не ждет..,

Как ни тяжела была зима 1945 года, морозная, с метелями, с бесконечными выездами то за дровами в тайгу, то на околотки к путейцам; то на погрузку шпал, Джамиль все же выкраивал время для учебы. Уже сколько раз мать говорила ему, чтоб не мучил себя книгами, лучше бы, как другие; поспал лишний часок, отдохнул; а то ведь на кого стал похож — одни мощи, как Шурале. Вот вернутся братья с фронта, станут работать, а он тогда будет спокойно учиться.

 
Страница 198

— Аллах с тобой; сынок; люди они все умные, правильно говорят, да тебя жалко.

Она не знала о затаенной мечте сына, о его любви.., А юноша верил, что после десятого класса поедет в Москву; в институт. Ради этого он готов был вынести любые лишения...

...О полной капитуляции фашистской Германии в Тай

шете узнали ночью. Притихший город, живущий в ритме, продиктованном суровым временем; словно взорвался. С треском распахивались ставни. Люди выбегали под холодное синее небо, усыпанное серебристыми веснушками звезд, и громко кричали: «Победа-а-а!», и плакали, пританцовывая; мчались к спящим соседям, остервенело барабанили по ставням и все кричали: «Победа-а-а!». Через несколько минут улицы заполнились людьми. Суетилась детвора, весело лаяли дворняжки.

Немного придя в себя, тайшетцы заметили, что среди них почти нет здоровых мужчин, на улицах дети, подpoсли, женщины кое-где старики, инвалиды. Женщины, бросаясь друг другу в объятия, плакали навзрыд, причитали, называя имени погибших. Этого часа ждали четыре года. Смелые, красивые люди отдали жизни ради него, светлого будущего...

Эпилог

...Джамиль успешно сдал экзамены на аттестат зрелости и послал документы в Москву. Об этом знал только Коля Соколов. Когда пришел вызов из института, больше всех, пожалуй, удивилась тетушка Шамшура.

— И зачем ехать в такую даль? Разве нельзя учиться в Иркутске? Ведь под боком. Картошки можно было бы послать, сам бы на каникулы приезжал...

— В Москву мне надо, мама, очень надо! — твердо отвечал сын.

Тогда тетушка Шамшура решила повлиять на сына через Степана Соколова. Выбрав время, когда Джамиля не было дома; пошла к соседу. Во дворе встретила Труню, развешивающую белье, рассказала ей о своих заботах.

— Мой тоже надумал ехать учиться,— огорченно сказала Соколова.—- Куда ему? Степану тяжело тащить такую семью. Не хочет понимать. Да и отец хорош. Пусть, говорит, учится. Вот какие дела... Иди, может, твоего отговорит, коли своего не смог.

Тетушка Шамшура долго и подробно рассказывала Степану о своей жизни и только потом попросила; чтобы тот как-то отговорил Джамиля ехать в Москву. Сосед посочувствовал и сказал:

— Конечно; Москва далеко, но разве мы знаем, почему его тянет туда? И можем ли мы верно посоветовать, куда ему ехать? Парень он самостоятельный; три года учился и работал, выдюжил. А ведь не всяк такое снесет. Вон мой Колька, полтора года продержался и остыл. А теперь вот снова загорелся учебой. В техникум, говорит,подамся .И Судаков с ним. Мать, правда, противится. Вот ведь оно как, соседка, получается. Теперь без знаний никуда. Я так думаю, пусть парень едет в Москву, Не пропадет там, хотя далековато.

 
Страница 199

...Поезд Владивосток—Москва опаздывал уже на четыре часа. Провожать Джамиля пришла вся бригада, в которой он работал, пришли и соседи, несколько ребят и девочек из его класса. Разговаривали обо всем, но только не об отъезде. Было такое чувство, что эти люди пришли на вокзал прогуляться, посмотреть других и показать себя. Все шутили, смеялись, но расставаться все-таки всегда печально.

Хотя война кончилась три месяца назад, она еще присутствовала во всем: вокзал был забит военными, его гул доносился до соседних улиц, усиливаясь, когда прибывали военные эшелоны; и на перрон высыпали

солдаты в гимнастерсках, увешанных орденами и медалями Солдаты балагурили, угощали куревом, чувствовали себя празднично. Победители, живыми вышедшие из пекла, освободившие мир от коричневой чумы, имели правo держаться с некоторой лихостью.

С опозданием на семь часов прибыл поезд Владивосток -Москва. Толпа ринулась к поезду. Проводники никого не пускали, отмахиваясь набором сигнальных флажков в увесистом футляре; кричали до хрипоты:

- Куды-ы-ы, куды-ы прешь?! Видишь; в тамбуре сидят? На голову вас сажать?

Пассажиры не слушали, продолжали штурмовать переполненные вагоны. Самые настырные подавали узлы, чемоданы в раскрытые окна и, взобравшись на плечи товарища, ныряли за ними вслед.

— Окна закройте! Закройте окна! — истошно кричали проводники.

— Дышать нечем!—отвечали им.

— Не умрете! Закройте, говорю!

Джамиль сунулся к восьмому вагону, тыча билет в руки здоровенной проводнице с оплывшим лицом.

— Что ты мне суешь? Да я таких бумажек сама могу сколько угодно наделать! Отойди, хлопец, от вагона, дай людям выйти!

— Тетя, это же билет, а не бумажка!—продолжая тыкать билетом в грязную ладонь проводницы, крикнул Джамиль.

— Не слепая. Отойди, говорю; не то по хрюшке схлопочешь!

— Сынок, может, это и к лучшему, останься... Смотри, что делается, ну как ты поедешь? — всхлипывая, шепнула мать, с трудом сдерживая напор людей.

Эти слова точно подстегнули Джамиля.

— Ты, тетка, меня не пугай. Мне в Москву надо ехать, в институт...

— Не до следующей сосны едем, хлопец, тут все до Москвы, Отхлынь, не выводи меня! Обязательно в мой вагон? Иди в другие. Или я тебе больше всех понравилась? Ха-ха-ха!—затряслась огромным телом проводница.

 
Страница 200

— Ха, билет! А у кого его сейчас нет? — продолжая оттискивать пассажиров, кричала хозяйка вагона.

— Да ну ее, давай чемодан и лезь в окно! — подсказал Коля.

- Становись на меня, а то и вправду останешься!—крикнул Гога, ища глазами открытое окно.

Джамиль уж собрался следовать совету друзей, как вдруг услышал сзади хриплый голос Саморукова:

- Шамилев, что это ты пятишься как рак? Поезд скоро тронется, а ты тут?

- Да проводница ие пускает!

- Драться лезет !

- Не проводница, а хулиганка...— перебивая друг друга, загалдели девушки.

- Погодите , не все разом ,— Петр Петрович протиснулся к разбушевавшейся проводнице.— Товарищ, что вы так расшумелись? Своего железнодорожника не пускаете. Мы вам пути ремонтируем, а вы нас не признаете . Нехорошо получается. Где главный?

Увидев на плечах Саморукова железнодорожные погоны проводница миролюбиво спросила:

- Кто у вас едет?

- Кто- кто? Вот он! — протискиваясь вперед, указал на друга Коля Соколов.

Чего сразу не сказали, что свой?—не особенно дружелюбно разглядывая Джамиля; спросила проводница и тут же приказала: — Лезь быстрей; сейчас тронемся. Главный свисток дал.

Увидев, как тетушка Шамшура прильнула к сыну и никак не хочет отпускать его, она снова грубо сказала:

- Да хватит лизаться. Не на смерть едет. Эй, парень, давай лезь, а то передумаю.

Садись, садись!—подтолкнул Джамиля Саморуков. - Пиши, не забывай нас,— и, обняв плачущую тетушку Шамшуру за плечи, успокоил:—Ничего. Все будет хорошо...

Эй, Джамиль,— Гога бросил в тамбур черный, с потайным замком, чемодан, наполовину набитый учебниками,

Джамиль пробовал протиснуться к дверям и что-то сказать, но его все время отжимали прыгающие на ходу пассажиры, да грозная фигура проводницы закрывала весь проем двери. За криком и бранью он не слышал прощальных слов друзей, однокашников.

Мать скорбно смотрела вслед поезду, увозившему ее меньшого, пока даль не проглотила последний вагон. Чуть поодаль стояли друзья, мастер цеха Петр Петрович Саморуков, которого Джамиль уже в первый приезд на каникулы не застанет в живых. «Сгорел за годы войны»-—-скажут люди.

На другом конце станции одиноко стоял директор школы и медленно протирал толстые очки, Джамиль в образовавшийся просвет увидел его, протиснулся меж людей и громко крикнул:

 
<< Первая < Предыдущая 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 Следующая > Последняя >>

JPAGE_CURRENT_OF_TOTAL