— Оно-то так, Паша, им удобней спать будет на кроватях. А мне они не помеха. Спроси, может, кто и захочет. Тетя Паша подошла к ребятам и ласково начала: — Девочки, пойдемте ко мне. На кроватях поспите... У всех сон как рукой сняло. Каждый притих, боясь, что именно ему придется идти. — Крепко спят, Паша,— сказал дед, а в голосе его слышались смешинки. — Ну, раз спят, ничего не поделаешь,— подмигнула деду тетя Паша и ушла. ...-- Дедушка, а что было, когда белковали возле Братска?— робко подала голос белобрысая Нюрка. Колька, не открывая глаза, прошипел: — Не могла еще ночью спросить?! Думаешь, он меньше тебя намотался? — Ничего, ничего, можно и рассказать. Дело-то больно уж интересное. Вы молодые, ум ваш гибкий, как воск: тронешь пальцем—- след остается. Может, поймете. Любопытства у молодости всегда больше,—отозвался вполголоса дед Гавриил, неторопливо подкручивая фитиль у лампы.— Разобьем Гитлера, станете вы учеными людьми и вспомните, может, тогда деда Гавриила. Он принес из-за печки самодельную свечу, зажег ее, сел на массивную лавку возле стола и, приставив ладонь к лампе, задул ее. Запахло керосином. — Значит, до войны это было. Белковали мы с зятем возле Падунских порогов. Зимой, в лютые морозы, Ангара здесь не замерзает. Ревмя ревет. Потому как ей тесно здесь. С правого берега ее жмут скалы Журавлиная Грудь, слева — Пурсей. Заночевали мы как-то в зимовье возле небольшой деревушки. Братск называется. Видел я там сторожевые башни, построенные этак лет триста назад. В одной из них, говорят, доживал свой век старовер Аввакум. Царь сослал старца сюда. Может, я бы и сам не поверил этому. Ведь триста лет с гаком стоит эта башня! Шутка ли! Мы с зятем уже и принюхивались к каждому бревнышку, выстукивали углы, грешным делом, я даже ножом поковырял. Нет, стоит, как железная, только позванивает каждое бревно. — А что же это, дедушка, за дерево? — поинтересовалась Нюрка. — Не торопись. Подумай сама. — Береза!— позевывая, сказал Гога. — Нет,— у деда, как вчера, снова один глаз буйствовал, а другой прикрылся лохматой бровью. — Сосна! — Нет. — Дуб,— несмело сказала Тамара, эвакуированная из Москвы.
|